Читать книгу "Страж порядка [litres] - Алексей Иванович Слаповский"

только на бумаге и в нашем воображении. Представьте, вы нашли в лесу тело мертвого голого человека без документов. Сможете определить его имя, гражданство, статус, гражданство, национальность?

– Национальность могу, – не согласился Аман.

– Да неужели? Вот лежит в лесу Алге. Голая и мертвая.

– И Полина. Тоже мертвая и голая, – добавил Федя.

– Согласен, так лучше. – Профессор проявил мужскую гендерную солидарность. – Они лежат абсолютно голые. Ты, Аман, определишь, кто латышка, а кто русская?

– Я наполовину украинка, – сказала Полина.

– Точно не определю, – сказал Аман. – Но приблизительно могу. В смысле: азиат, европеец, африканец.

– Это раса, – возразил Борисенко. – Там есть некоторые внешние признаки. А гражданство, национальность, вероисповедание, Аман, это то, что придумано человеком. Социальные характеристики. Никакими анализами нельзя выявить, русский вы или, к примеру, таджик, христианин вы или иудей. А вот ваш пол выявляется легко. Возраст – с большой долей точности. И совсем просто – рост, вес, цвет глаз и тому подобное. Это понятно?

– Даже я поняла, – призналась Полина.

– Полина, вы прекрасны, – похвалил Илья Степанович. – Но суть даже не в этом. Главное, что при конкретизации вопроса, неважно, касается он абстрактных характеристик или реальных, любой легко и точно ответит. Уточняю, Алге: кто вы, чем занимаетесь?

– Я прохожу интернатуру в клинике знаменитого психиатра Борисенко, – сказала Алге так, как она умеет – без намека на улыбку, на шутку. Поди пойми, всерьез она говорит или тонко издевается. Некоторых это раздражает, а мужчин возраста Ильи Степановича заводит. Да и молодых тоже.

– Алге, вы тоже прекрасны, – оценил Илья Степанович. – У вас с Полиной один-один.

– Мы разве соревнуемся? – удивилась Полина.

– Человек соревнуется всегда, везде и во всем! – продиктовал профессор. – Такова его природа. Два плода-близнеца в утробе матери пихают друг друга и стараются придавить. Но это тема другого занятия, а сейчас… Кто вы, Эрих Евгеньевич?

– Человек, – отозвался Эрих.

– А точнее? Кем работаете? Кто вы по профессии?

Эрих пожал плечами. Похоже, его самого совершенно не интересовало, кем он работает и кто по профессии.

– Забыл? – спросил Аман.

– Нет, это не амнезия, – сказал профессор. – Он ответит на вопрос, если в нем будет подсказка. А еще лучше – прямое предложение некоей роли. Любой роли.

Федя сразу сообразил и поднял руку:

– Можно?

– Пробуйте, – кивнул Борисенко.

– Вот вы главврач нашей психиатрической клиники, – сказал Федя Эриху. – Что мне посоветуете?

Эрих задумчиво посмотрел на Федю.

– Полагаю, – сказал он, – начать следует с всестороннего обследования. Учесть особенности развития, воспитания, посмотреть, что там с наследственностью, но уже сразу ясно, что галоперидол надо скорректировать трифтазином, вечером хлорпромазин, по необходимости и днем. С осторожностью метилфенидат. Вряд ли поможет, но поспособствует. Что-то хотите спросить? – обратился он к Алге, у которой действительно были вопросительные глаза.

– Да… Можно у профессора?

– Пожалуйста.

– Илья Степанович, похоже, он воспроизводит чьи-то слова. У него такая память?

– Да, такая. В нем с какого-то момента всплыло все, что он видел, читал, слышал. А это уйма информации.

– Дальше можно спрашивать? – поинтересовался Веня с многозначительной улыбочкой.

– Провокацию приготовил? – был уверен профессор.

– Конечно, вы же разрешили.

И с видом заправского и матерого журналиста Веня задал вопрос:

– Ответьте как руководитель страны: есть ли у вас программа действий? Какова идеология? Лично я не вижу ни того, ни другого. И вопрос практический: отдадите ли вы Крым?

Аман аж дернулся. Он не любил политики. Он считал ее опасной. Даже в учебной форме.

Эрих ничуть не смутился.

– Кто я такой, чтобы отдавать то, что мне не принадлежит? – сказал он с мягкой, любезной иронией, отчего все интерны невольно заулыбались. – Крым принадлежит крымчанам. А крымчане считают себя россиянами. Я полагаю, этим вопрос исчерпан. Теперь о программе и идеологии. Программа та же, что и была, – терпеливо объяснял Эрих. – Повышение качества жизни россиян. Это наша общая цель, общая задача. Никто не рискнет отрицать, что за проделанное время были достигнуты очевидные и осязаемые успехи. Это касается как духовного благосостояния, так и материальных ценностей, на которых зиждется многовековая история нашей страны. Многократные попытки фальсификации исторических объективностей потерпели крах, это абсолютно понятно. Если кто-то до сих пор не понял, обращайтесь, разъясним. Что же касается идеологии, то государственная идеология запрещена Конституцией, но это не значит, во-первых, что я, к примеру, не имею права на какие-то личные соображения относительно идеологии, а во-вторых, это ни в коей мере не предполагает безыдейности.

– Ты записывай, записывай, – шепнула Полина Алге.

Алге спокойно ответила:

– Я запоминаю.

Веня весело слушал Эриха и был готов еще о чем-то спросить главу государства, но профессор не позволил превратить занятие в балаган.

– Все, Сотских, достаточно. Аман, попробуйте вы.

Аман придумал вопрос простой и нейтральный:

– Где вы живете?

Эрих улыбался и молчал.

– Вопрос должен быть наводящим, – напомнил профессор.

– Хорошо. Вы живете в Москве?

– Конечно. Москва – столица нашей родины. Порт семи морей. Москва слезам не верит. Москва бьет с носка. Доброй ночи, москвичи, доброй ночи. А я иду, шагаю по Москве. Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера. Как не любить родной Москвы. При Собянине Москва похорошела. Москва не резиновая.

– Простите, Эрих, – вмешался профессор. – Имелось в виду, как вы лично живете в Москве? Хорошо живете?

– Я хорошо живу в Москве. Я поднимаюсь в свой пентхаус и оттуда обозреваю красоту столичных просторов. У меня двухуровневая квартира, триста квадратных метров. Четыре спальни, каждая с туалетом и ванной, небольшой бассейн, сауна, поле для гольфа, конюшня.

– В квартире? – уточнила Полина.

– Это большая квартира, – объяснил Эрих.

– А как вы туда поднимаете лошадей? – удивился Аман.

– На специальном лифте.

– Мне кажется, мы над ним издеваемся, – негромко заметил Федя.

– Ты добрый мальчик, – похвалила его Полина.

– Препарирование психики – не самое чистоплотное занятие, – веско сказал профессор. – Но хорошо, Федор, спросите что-нибудь не издевательское.

Федор был не готов, пришлось придумывать на ходу. Хотелось что-нибудь оригинальное. И придумалось:

– Скажите, царь Леонид, понимали ли вы, что не сумеете защитить проход через Фермопилы?

Эрих улыбнулся, посмотрел на профессора.

– Это какая-то игра? Викторина?

– Шутка, – сказал Илья Степанович. И пояснил Феде: – Эрих может представить себя только тем, кем может быть в реальности при определенных условиях. Главой государства – может. Очень условно и теоретически, но – может. Жить в пентхаусе и иметь там конюшню – может. Царем Леонидом быть не может.

– Он слишком давно умер, – сказал Эрих. – И он был спартанец.

– Понял, – сказал Федя. – Тогда так. Почему вы решили возглавить протестное движение и как вам удалось поднять восстание?

– Началось! – вздохнула Полина.

– Пусть, пусть, – успокоил Илья Степанович. – Это даже интересно.

И Эрих начал.

– Я почувствовал в